Высший позор - ради жизни утратить смысл жизни.
Рассказ, который был начат в марте прошлого года и так и не был закончен. Написан довольно смешно. В плане, что много стилистических ошибок, но приятно читать и вспоминать о всякой глупости. Неужели я взрослею? Ошибки прошлого всплывают на поверхность и...остается лишь посмеяться над ними. Оно было. Оно прошло.
Германия. Всё началось именно в ней, холодной зимой 1942 года, пусть и вторая мировая началась гораздо раньше, но сейчас речь пойдёт о совершенно другой истории.
Хельга Кассер сидела за столом и подписывала бумаги. Снова и снова прибывали уведомления о поступивших больных, снова и снова нужно было делать операции. Облезшие белые стены, чайник на маленькой плитке, аккуратные чашечки на резном шкафу, куча книг и бумаг, стул, стол, канцелярские принадлежности и неизменная вазочка со сладостями на столе. Она была совсем одна в своём кабинете, но не чувствовала себя таковой, мысли её были заняты, казалось, что её здесь нет вообще, потому что рука двигалась машинально, а взгляд бежал от одного листка к другому. Но...на лице была ехидная ухмылка. Её не смущали трещины на стенах кабинета, не смущала холодная зимняя погода, удивительная для этой зимы и даже не смущало то, что целый день раздавались крики из соседних палат. Она просто была занята в данный момент.
В дверь постучали. Хельга не отвечала. Снова стук. Она дрогнула. После следующего стука последовал крик:
-Госпожа Кассер, к вам можно? Вы не заняты?
-Н-нет…прошу…проходите, - запинаясь ответила она.
-Немецкие войска потерпели поражение у границы России, все планы рушатся, а пострадавших столько, что на всех просто не хватает места! – продекламировал, стоя в дверях, местный дежурный, который следил за обстановкой и получал все новости из Берлина. Его звали Генрих Фанфлау. Он постоянно находился в некой растерянности и пребывал в ведомой только ему панике, хотя, пожалуй, иногда она была обоснована. Его сапоги и значки на фуражке всегда сияли, и было видно, что чистота не чужда ему. Его голубые глаза тоже сияли, только совершенно по-другому, красным огнём, его светлые волосы были покорно уложены под фуражкой, а тонкая линия губ всегда находилась в каком-то напряжении, его руки постоянно дёргались. Он, сам того не замечая, постоянно потирал их, от того, что они потели и пот этот был холодным.
Хельга оглядела его с головы до ног оценивающим взглядом, выслушала всё и попыталась вникнуть в суть вопроса, но её мысли были заняты совсем другим…
-Сколько ещё мест осталось в нашем госпитале?
-Ровно семь.
-А как обстоят дела в Ганновере, Потсдаме? Или мы ближе всех находимся к границам фронта?
-Так точно, мы ближе всех находимся к фронтовым границам.
-Ihr sind alles Dumpkopf! *Вы все придурки!* - бросила она и закурила.
Пепельница, стоявшая на её столе, уже просто переполнялось от окурков. С каждым днём их становилось всё больше и больше, потому что плохие новости всё пребывали и пребывали. В госпитале было запрещено курить, но Хельга здесь отвечала за всё, потому она спокойно могла играть не по установленным правилам, прикрываясь чем угодно. Она была здесь и главным хирургом и главным врачом, отвечавшим за весь госпиталь. Тяжёлая ноша ответственности возлагалась на её хрупкие плечи, вот Хельга и разделяла её с сигаретой. Кольцо дыма вырвалось из её губ.
-Присаживайся, - продолжала она. - Что тебе налить? Чаю, кофе?
-Нет, что вы, ведь столько важных дел у вас накопилось за сегодня! Как я могу с вами распивать кофе? Вон сколько у вас бумаг! Да ещё через несколько часов предстоит сделать три операции, вы с утра весь день на ногах! Я не смею вас беспокоить. – Генрих засмущался и хотел было ретироваться, но Хельга сразу же отреагировала на его речь.
-Так всё-таки кофе? – улыбаясь, провозгласила она и поставила чайник. – Хорошо, у меня ещё остались сливки. Что за кофе без сливок? – последовал новый вдох, и после нескольких секунд изо рта вырвалось новое тугое кольцо дыма. – Тебе нужно немного расслабиться, мы всё равно не сможем помочь на ближних фронтах, ты же меня прекрасно понимаешь. Сейчас для нас самое главное сохранять спокойствие, не паниковать и так же спокойно и слаженно делать операции. А то какие мы бойцы, если впадаем в панику при первых же предпосылках беды?
Она поставила ещё один стул поближе к столу и пригласила его сесть. Генрих сначала засомневался, но по прошествии нескольких секунд отбросил все сомнения и сел на стул. Тут же его лицо переменилось, и на лице возникла добрая улыбка, он решил продолжить свою речь:
-Ну хорошо, вы меня уговорили! Я сегодня даже как-то забыл попить кофе с утра. То-то думаю меня клонит в сон. А вы, Хельга, как у вас обстоят дела?
-Да, ничего нового, - при этих словах она отвернулась, а на лице её отразилась горечь. – Сами понимаете, что это всего лишь госпиталь. Каждый день здесь похож на старый, а операции здесь тянутся своим чередом. Но недавно к нам прибыл пациент с черепно-мозговой травмой. Он слишком много говорит, создаётся такое ощущение, что он чувствует смерть и не может наговориться, как будто потеряет что-то ценное, если не расскажет всё и сразу. Мне кажется, что он утомляет остальных. Недаром говорят, что смертный чует смерть. А вообще прошлый главврач этого госпиталя рассказывал мне, как к ним поступил больной, который постоянно разговаривал. На следующий день он пропал. Просто пропал! Даже одежда осталась на месте, как будто он испарился. Мистика, да и только…
-Да, вы правы, я сам здесь работаю не так давно. Мне не рассказывали об этом случае. Я ведь и пришёл к вам только с началом войны, начальство сослало. А там, где я раньше работал, всегда было спокойно. Мне это надоедало всегда, но теперь я понимаю, что лучше спокойствие, чем неприятности на свою голову.
-Хельга, а как вы думаете, Россия выкупила у Теслы лучи смерти? Вы ведь понимаете, что это грозное оружие. Которое хотят иметь все страны, а этот живучий старикан, которому уже за восемьдесят лет, рассказывает какие-то байки. Про мир, про созидание, про энергию добра и про опасность, которая исходит от нас самих, то есть людей! Совсем из ума выжил! И всё-таки я уверен в том, что Советы купили его, либо если не купили сейчас, то рано или поздно всё равно купят или узнают. Для них это не важно. Они проводят испытания психотропных веществ и, кто знает , что они там замышляют.
-Ой, не знаю, не знаю. Как-то всё тёмно с этими Советами, то они голодают и бедными такими выглядят, то рвутся в бой, как сумасшедшие, может сам голод придаёт им сил, или то, что за дезертирство им полагается такое…-тут она понизила голос, - И с Теслой тёмно всё, раз уж на то дело пошло, может они его и зомбировать могли. Да и его самого прозвали "Diabolo", что означает дьявол…Вот сейчас русским удаётся сдерживать позиции и активно обороняться, а как наступит критический момент, они возьмут, да и оружие-то применят! Вот тогда и деваться будет некуда, тогда не только нам с тобой придёт конец, Рейх, канцлер и вся Германия падёт, канет в пучину! – тут она бросила окурок в пепельницу и выдохнула последнее кольцо вверх.
-Мистика это всё, мистика. И фактов нужных нету, - Генрих поднял палец вверх – Но опасаться, сами знаете, всегда стоит!
Тут загудел чайник, призывно выпуская пар. Генрих вздрогнул, Хельга усмехнулась. Она подошла к плите, переставила чайник на железную подставку, с облупившейся краской. Подошла к резному деревянному шкафу и достала фарфоровые чашки с замысловатым рисунком и такими же блюдцами. Вдохновенно оглядела их и принялась разливать кофе. Потом добавила сахар и сливки. Кабинет наполнился блаженным ароматом, который одновременно расслаблял и бодрил. Размешав кофе серебряной ложечкой, она подала его на стол. Стол был письменным, но Хельга, будучи в этом кабинете, постоянно, не могла не использовать его в таких целях. Именно потому на нём всегда стояла вазочка с конфетами, печенюшками и пирожными. Иногда с марципановыми сладостями, глазированным суфле или же зефиром. И как бы сложно их не было достать, Хельга всегда заказывала их у знакомых, которые ездили в город, или покупала их сама, потому что бывали дни, когда ей было дозволено выбраться отсюда, из этого госпиталя. Сам он располагался у окраин, на востоке Германии, тем самым, к ним постоянно пребывало больше всего раненых. Хельге же это ничуть не мешало, и ей нравилось хоть иногда вырваться из этих угрюмых и давящих стен; ездить в город, ездить к знакомым, родителям, уходить гулять в парк с большим прудом около госпиталя, в котором летом можно было с удовольствием поплавать. В любое время года и в любую пору там было хорошо дышать, там дышалось легко, особенно после дождя. В этом парке что-то тяжёлое камнем падало с души и становилось легко в голове и мыслях, потому её не особо смущала работа в столь дальнем госпитале.
Хельга поставила чайник и взяла маленький кекс.
Германия. Всё началось именно в ней, холодной зимой 1942 года, пусть и вторая мировая началась гораздо раньше, но сейчас речь пойдёт о совершенно другой истории.
Хельга Кассер сидела за столом и подписывала бумаги. Снова и снова прибывали уведомления о поступивших больных, снова и снова нужно было делать операции. Облезшие белые стены, чайник на маленькой плитке, аккуратные чашечки на резном шкафу, куча книг и бумаг, стул, стол, канцелярские принадлежности и неизменная вазочка со сладостями на столе. Она была совсем одна в своём кабинете, но не чувствовала себя таковой, мысли её были заняты, казалось, что её здесь нет вообще, потому что рука двигалась машинально, а взгляд бежал от одного листка к другому. Но...на лице была ехидная ухмылка. Её не смущали трещины на стенах кабинета, не смущала холодная зимняя погода, удивительная для этой зимы и даже не смущало то, что целый день раздавались крики из соседних палат. Она просто была занята в данный момент.
В дверь постучали. Хельга не отвечала. Снова стук. Она дрогнула. После следующего стука последовал крик:
-Госпожа Кассер, к вам можно? Вы не заняты?
-Н-нет…прошу…проходите, - запинаясь ответила она.
-Немецкие войска потерпели поражение у границы России, все планы рушатся, а пострадавших столько, что на всех просто не хватает места! – продекламировал, стоя в дверях, местный дежурный, который следил за обстановкой и получал все новости из Берлина. Его звали Генрих Фанфлау. Он постоянно находился в некой растерянности и пребывал в ведомой только ему панике, хотя, пожалуй, иногда она была обоснована. Его сапоги и значки на фуражке всегда сияли, и было видно, что чистота не чужда ему. Его голубые глаза тоже сияли, только совершенно по-другому, красным огнём, его светлые волосы были покорно уложены под фуражкой, а тонкая линия губ всегда находилась в каком-то напряжении, его руки постоянно дёргались. Он, сам того не замечая, постоянно потирал их, от того, что они потели и пот этот был холодным.
Хельга оглядела его с головы до ног оценивающим взглядом, выслушала всё и попыталась вникнуть в суть вопроса, но её мысли были заняты совсем другим…
-Сколько ещё мест осталось в нашем госпитале?
-Ровно семь.
-А как обстоят дела в Ганновере, Потсдаме? Или мы ближе всех находимся к границам фронта?
-Так точно, мы ближе всех находимся к фронтовым границам.
-Ihr sind alles Dumpkopf! *Вы все придурки!* - бросила она и закурила.
Пепельница, стоявшая на её столе, уже просто переполнялось от окурков. С каждым днём их становилось всё больше и больше, потому что плохие новости всё пребывали и пребывали. В госпитале было запрещено курить, но Хельга здесь отвечала за всё, потому она спокойно могла играть не по установленным правилам, прикрываясь чем угодно. Она была здесь и главным хирургом и главным врачом, отвечавшим за весь госпиталь. Тяжёлая ноша ответственности возлагалась на её хрупкие плечи, вот Хельга и разделяла её с сигаретой. Кольцо дыма вырвалось из её губ.
-Присаживайся, - продолжала она. - Что тебе налить? Чаю, кофе?
-Нет, что вы, ведь столько важных дел у вас накопилось за сегодня! Как я могу с вами распивать кофе? Вон сколько у вас бумаг! Да ещё через несколько часов предстоит сделать три операции, вы с утра весь день на ногах! Я не смею вас беспокоить. – Генрих засмущался и хотел было ретироваться, но Хельга сразу же отреагировала на его речь.
-Так всё-таки кофе? – улыбаясь, провозгласила она и поставила чайник. – Хорошо, у меня ещё остались сливки. Что за кофе без сливок? – последовал новый вдох, и после нескольких секунд изо рта вырвалось новое тугое кольцо дыма. – Тебе нужно немного расслабиться, мы всё равно не сможем помочь на ближних фронтах, ты же меня прекрасно понимаешь. Сейчас для нас самое главное сохранять спокойствие, не паниковать и так же спокойно и слаженно делать операции. А то какие мы бойцы, если впадаем в панику при первых же предпосылках беды?
Она поставила ещё один стул поближе к столу и пригласила его сесть. Генрих сначала засомневался, но по прошествии нескольких секунд отбросил все сомнения и сел на стул. Тут же его лицо переменилось, и на лице возникла добрая улыбка, он решил продолжить свою речь:
-Ну хорошо, вы меня уговорили! Я сегодня даже как-то забыл попить кофе с утра. То-то думаю меня клонит в сон. А вы, Хельга, как у вас обстоят дела?
-Да, ничего нового, - при этих словах она отвернулась, а на лице её отразилась горечь. – Сами понимаете, что это всего лишь госпиталь. Каждый день здесь похож на старый, а операции здесь тянутся своим чередом. Но недавно к нам прибыл пациент с черепно-мозговой травмой. Он слишком много говорит, создаётся такое ощущение, что он чувствует смерть и не может наговориться, как будто потеряет что-то ценное, если не расскажет всё и сразу. Мне кажется, что он утомляет остальных. Недаром говорят, что смертный чует смерть. А вообще прошлый главврач этого госпиталя рассказывал мне, как к ним поступил больной, который постоянно разговаривал. На следующий день он пропал. Просто пропал! Даже одежда осталась на месте, как будто он испарился. Мистика, да и только…
-Да, вы правы, я сам здесь работаю не так давно. Мне не рассказывали об этом случае. Я ведь и пришёл к вам только с началом войны, начальство сослало. А там, где я раньше работал, всегда было спокойно. Мне это надоедало всегда, но теперь я понимаю, что лучше спокойствие, чем неприятности на свою голову.
-Хельга, а как вы думаете, Россия выкупила у Теслы лучи смерти? Вы ведь понимаете, что это грозное оружие. Которое хотят иметь все страны, а этот живучий старикан, которому уже за восемьдесят лет, рассказывает какие-то байки. Про мир, про созидание, про энергию добра и про опасность, которая исходит от нас самих, то есть людей! Совсем из ума выжил! И всё-таки я уверен в том, что Советы купили его, либо если не купили сейчас, то рано или поздно всё равно купят или узнают. Для них это не важно. Они проводят испытания психотропных веществ и, кто знает , что они там замышляют.
-Ой, не знаю, не знаю. Как-то всё тёмно с этими Советами, то они голодают и бедными такими выглядят, то рвутся в бой, как сумасшедшие, может сам голод придаёт им сил, или то, что за дезертирство им полагается такое…-тут она понизила голос, - И с Теслой тёмно всё, раз уж на то дело пошло, может они его и зомбировать могли. Да и его самого прозвали "Diabolo", что означает дьявол…Вот сейчас русским удаётся сдерживать позиции и активно обороняться, а как наступит критический момент, они возьмут, да и оружие-то применят! Вот тогда и деваться будет некуда, тогда не только нам с тобой придёт конец, Рейх, канцлер и вся Германия падёт, канет в пучину! – тут она бросила окурок в пепельницу и выдохнула последнее кольцо вверх.
-Мистика это всё, мистика. И фактов нужных нету, - Генрих поднял палец вверх – Но опасаться, сами знаете, всегда стоит!
Тут загудел чайник, призывно выпуская пар. Генрих вздрогнул, Хельга усмехнулась. Она подошла к плите, переставила чайник на железную подставку, с облупившейся краской. Подошла к резному деревянному шкафу и достала фарфоровые чашки с замысловатым рисунком и такими же блюдцами. Вдохновенно оглядела их и принялась разливать кофе. Потом добавила сахар и сливки. Кабинет наполнился блаженным ароматом, который одновременно расслаблял и бодрил. Размешав кофе серебряной ложечкой, она подала его на стол. Стол был письменным, но Хельга, будучи в этом кабинете, постоянно, не могла не использовать его в таких целях. Именно потому на нём всегда стояла вазочка с конфетами, печенюшками и пирожными. Иногда с марципановыми сладостями, глазированным суфле или же зефиром. И как бы сложно их не было достать, Хельга всегда заказывала их у знакомых, которые ездили в город, или покупала их сама, потому что бывали дни, когда ей было дозволено выбраться отсюда, из этого госпиталя. Сам он располагался у окраин, на востоке Германии, тем самым, к ним постоянно пребывало больше всего раненых. Хельге же это ничуть не мешало, и ей нравилось хоть иногда вырваться из этих угрюмых и давящих стен; ездить в город, ездить к знакомым, родителям, уходить гулять в парк с большим прудом около госпиталя, в котором летом можно было с удовольствием поплавать. В любое время года и в любую пору там было хорошо дышать, там дышалось легко, особенно после дождя. В этом парке что-то тяжёлое камнем падало с души и становилось легко в голове и мыслях, потому её не особо смущала работа в столь дальнем госпитале.
Хельга поставила чайник и взяла маленький кекс.